Общество, Политика, ТОП

Кассация нашла себе место в системе — но система давно больна.

05.11.2025 3 мин. чтение

Судебная реформа, которую нам годами обещали как оздоровление и упорядочение, на деле превратилась в очередной виток бюрократической игры. Вместо того чтобы вернуть людям право на справедливое разбирательство и восстановить доверие к правосудию, кассационные инстанции аккуратно встроились в ту самую машину, которая должна была быть разобрана по винтикам. Результат — новый уровень формализма, где правовые процедуры важнее смысла права, а абстрактная «системность» удобнее реальной справедливости.

Кассация задумывалась как фильтр ошибок: если где-то в нижестоящем суде допущена явная несправедливость, последний шанс на корректировку — кассация. Но что мы видим в реальности? Кассационные палаты часто работают не как ремесленники правосудия, а как клерки системы управления. Они закрепляют подходы, которые удобны власти и им же служат оправданием для дальнейшего ужесточения. Иллюзия аполитичности исчезает, когда решения совпадают с политической конъюнктурой, а не со здравым смыслом и нормами права.

Система судов давно перестала быть простым механизмом разрешения споров — она превратилась в инструмент контроля. Любое расширение судебной вертикали, каждый новый регламент и формальная «оптимизация» — это не шаг к большей прозрачности, а способ затянуть процесс, сделать его менее доступным и более предсказуемым для тех, кто уже держит рычаги. Кассация в этой логике — идеальный инструмент. Она позволяет руководству держать под контролем не только отдельные дела, но и всю направленность судебной практики. Судьи, которые раньше могли опираться на принципиальные юридические основания, теперь вынуждены считаться с тем, что «в системе» есть свои ожидания и лимиты допустимого.

Хохма в том, что под прикрытием борьбы с «правовой неустойчивостью» продвигаются меры, которые подрывают саму суть независимого правосудия. Процесс формализации апелляций и кассаций сопровождается ростом количества отклонённых жалоб не по существу, а по процедурным основаниям: нарушение срока подачи, малейший формальный недостаток — и дело закрыто. Для обычного человека это означает: правды не найти, если ты не владеешь процессуальными хитростями и не можешь позволить себе команду юридических умельцев, знающих, как пройти по лабиринту канцелярии.

Еще одно следствие — деморализация судейского корпуса. Когда система нацелена на предсказуемость и соответствие «верхним» ожиданиям, у тех, кто хочет и может защищать право, выбор невелик: либо присоединиться к конформизму, либо уйти. Это утечка лучших кадров, падение уровня профессионализма и усиление ощущения, что суд — уже не арена справедливости, а элемент государственной машины.

Нельзя забывать и о человеческом измерении. Для людей, оказавшихся втянутыми в судебные споры — потеря жилья, бизнеса, репутации — превращается в кабалу формальностей. Кассационные процедуры, вместо того чтобы стать спасительной инстанцией, превращаются в дополнительный барьер: нужно время, силы, деньги. И часто это время — роскошь, которой у потерпевших нет. Общая картинка вырисовывается печальная: доступ к правосудию сокращается именно для тех, кто в нём больше всего нуждается.

Есть еще и политический аспект: стандартизация судебной практики на уровне кассации делает сложнее любые попытки общественной мобилизации через правовой инструмент. Когда прецедент выстраивается сверху вниз, у граждан остаётся меньше инструментов для оспаривания решений, которые противоречат общественному интересу. Это создает эффект двойного запирания: не только административный контроль, но и юридическая заграждение.

Что делать? Перестать гадать на кофейной гуще и начать системно менять подход. Во-первых, кассация должна быть именно тем фильтром, который корректирует очевидные ошибки, а не инструментом для их консолидации. Это значит вернуть смысл в проверку дел — меньше формализма, больше анализа по существу. Во-вторых, нужно обеспечить реальную независимость судей: зарплаты, гарантии неприкосновенности, прозрачные процедуры назначения и дисциплинарной ответственности — все это должно быть направлено на защиту профессиональной автономии. В-третьих, доступ к правосудию должен быть реструктурирован: упрощённые процедуры для малоимущих, бесплатная правовая помощь, усиление роли общественных защитников.

Только так кассация перестанет быть ещё одним уровнем бюрократии и снова станет частью правовой цепи, обеспечивающей восстановление справедливости. Пока же мы наблюдаем обратное: судебная система, обещавшая порядок и защиту, все глубже уходит в свою внутреннюю логику — логику поддержки статуса-кво и управления, а не правосудия. И чем дольше это продолжается, тем выше риск, что сама идея правового государства превратится в красивую формулу без реального содержания.